У нас теперь нередко называют Рыбинск «столицей бурлаков», и при том с какой-то гордостью. На самом деле гордиться тут нечем, как нечем гордиться, скажем, крепостным правом.
Бурлачество – тяжелая и мрачная страница нашей истории. Оно – плод отсталости тогдашней экономики и страшной нищеты русского народа. Крайняя нужда, малоземелье, неурожай, падеж скота, недоимки – вот что гнало крестьянина из родной деревни и заставляло браться за такую работу. Труд бурлака по сути ничем не отличался от каторжного. Бурлаки начинали работу с рассветом и трудились до первой звезды, по девятнадцать часов в сутки. Порой им приходилось идти по пояс в воде, а иногда и передвигаться вплавь. За этот адский труд бурлаки получали сущий мизер. За семьдесят дней путины от Астрахани до Рыбинска им платили от двадцати восьми до сорока рублей. То есть, в среднем – тридцать четыре рубля. Значит, в месяц выходит меньше пятнадцати рублей. (Для сравнения: депутаты Государственной думы в то время получали жалование в размере 350 рублей, губернаторы имели оклады около одной тысячи рублей, министры и члены Государственного Совета – 1.500 рублей в месяц).
От каторжанина бурлак отличался только одним – что нанимался он в каторгу только на один сезон, а потом мог уйти. Однако судовладельцы делали все, чтобы закабалить бурлака (а существующие законы о найме им в этом помогали). Наняв бурлаков, хозяин судна отбирал у них паспорта. Бурлак становился подневольным до конца маршрута. Уйти он не мог и обязан был терпеть любые выходки хозяина – брань, унижения, издевательства и даже побои. Хозяин имел право за проступки наказывать бурлака линьками. Секли бурлаков и на суше, в судоходной расправе – когда хозяин жаловался на них «за буянство».
Если в пути происходили непредвиденные остановки, если судно садилось на мель или терпело повреждение – маршрут удлинялся. Тогда кончались деньги, выделенные в начале пути на харчи, и бурлаку приходилось брать взаймы у хозяина. Нередко в таких случаях бурлак оказывался должником судовладельца, становился «кабальным» и отрабатывал долг, работая только за еду. В родные края он возвращался с пустым карманом, пешком, питаясь в пути подаянием. Заболевшим бурлакам, которые не могли продолжать работу и оставались на берегу — вообще ничего не платили. Судовладельцы обещали в конце путины переслать причитающиеся деньги через товарищей или по почте – и, конечно, обманывали. Но даже когда бурлаку удавалось получить заработок, чаще всего впрок эти деньги не шли. За месяцы адской работы бурлак так страшно изматывался физически, накапливал столько напряжения, что после получения жалованья не выдерживал и пускался в пьяный разгул. Добытые кровавым потом деньги уходили в считанные дни, оставались в грязных кабаках и дешевых притонах. Через пару недель бурлак проматывался дотла, оставался ни с чем – и снова шел наниматься к какому-нибудь судовладельцу, снова впрягался в бурлацкую лямку.
Бурлаки часто умирали во время путины — от переутомления и болезней. Смерть обильно косила их, и нередко на местах их коротких привалов оставались грубо тесанные могильные кресты. А оставшиеся в живых, похоронив товарищей, шли дальше – чтобы тоже умереть где-нибудь в пути, или же надорваться, стать калекой и на старости лет ходить с нищенской сумой.
Такова суровая правда о бурлацкой жизни. Поэтому нет никаких оснований гордиться, что Рыбинск был «столицей бурлаков», и видеть в этом какую-то «романтику». Никакой романтики в этом нет, а есть только безысходность и нищета, боль и унижение народа. Бурлачество – черная страница в жизни нашей страны, и хорошо, что она осталась в прошлом.
Алан Каримов