Бой двух отдельных стрелковых бригад, 124-й — 29 августа и 149-й — 31 августа, начался с наступательных действий. От врага была очищена Спартановка, противник выбит из посёлка Рынок и на подступах к Латошинке, роты 2-го стрелкового батальона бригады Горохова твёрдо закрепились на северной и западной окраинах посёлка Рынок и на прибрежном поле между Рынком и Латошинкой.
В сентябре из группы Горохова пришлось выделить к Городищу 1-й отдельный стрелковый батальон из состава 124-й бригады. Затем из состава двух бригад — спешно сформировать сводный батальон и «выбросить» его к Мамаеву кургану. Бригадам группы Горохова также довелось в этот период наступать в сторону наших северных армий. В результате группа Горохова фактически оказалась без резервов, да и человеческие потери были немалыми. За неполный месяц (с 29 августа по 20 сентября) в 124-й бригаде из строя убитыми, ранеными, пропавшими без вести выбыли 1667 человек, в том числе рядового состава — 1119 человек. На 20 сентября бригада Горохова имела в строю 4314 человек, в том числе рядовых — 3099 человек.
Помогал как мог Тракторозаводский район. В обе бригады райвоенкоматом было направлено около 1300 призывников — рабочих района. С этим тракторозаводским пополнением «прописался» в 3-м стрелковом батальоне гороховской бригады Евгений Евдокимович Копанёв. Коренной сталинградец, он работал на СТЗ токарем-расточником во 2-м сборочном цехе, выпускавшем танки Т-34. Жил, как принято было говорить, «на Верхнем посёлке», в доме №561, около кинотеатра «Ударник».
К концу августа 1942 года все заводы города работали на полную мощность. В Сталинграде к началу войны имелось 125 фабрик и заводов. Среди них — металлургический завод «Красный Октябрь» — одно из самых крупных в СССР предприятий специальных высококачественных сталей и проката. Со стапелей Сталинградской судоверфи сходили бензоналивные баржи грузоподъёмностью 4 тысячи тонн и длиной 108 метров. Речные суда подобных размеров ещё не строились нигде в мире.
На заводах и фабриках города трудились свыше ста тысяч рабочих и служащих. Население Сталинграда ещё в 1940 году перевалило за полмиллиона человек.
У площади Дзержинского
Гигант индустриализации страны — Сталинградский тракторный завод — возвели почти на год раньше срока. В строй действующих СТЗ был введён в 1930 году. Завод стал носить имя Ф.Э. Дзержинского, памятник которому был поставлен перед центральной проходной. 17 июня 1930 года с конвейера сошёл первый колёсный трактор СТЗ-1, а 20 апреля 1932 года была освоена проектная мощность завода. С конвейера сходило 144 трактора в сутки. К 1941 году машиностроение Сталинграда поставляло более половины общего количества тракторов, произведённых в СССР.
Война поменяла специализацию Тракторного завода на производство новых танков Т-34 и артиллерийских гусеничных тягачей. С началом войны СТЗ в считанные недели первым в стране освоил массовый выпуск прославленных «тридцатьчетвёрок» по всему технологическому циклу, а также дизелей к ним, артиллерийских тягачей, снарядов, бомб. Во второй половине 1941 года СТЗ дал 42% выпускаемых танков Т-34.
Сталинградские «тридцатьчетвёрки» проходили по Красной площади во время памятного парада 1941 года. К августу 1942-го, по сути дела, только один СТЗ продолжал давать нашим Бронетанковым войскам реальные танки. Харьковский тракторный и подшипниковый заводы находились на колёсах. Танковая база на Урале лишь зарождалась. А фронту нужны были танки. Тем более что бои шли уже на Дону.
Тракторный работал на полную мощность. Государственный график производства танков предусматривал ежедневный выпуск (за исключением воскресных дней) 20 танков и 25 тракторов-тягачей. 6-го, 11-го, 16-го, 21-го числа каждого месяца отправлялась шифровка директора и военпреда о выполнении государственного задания по выпуску Т-34. Июль — 451 танк. На август график — 520 танков. Ежедневно из ворот СТЗ уходило на фронт до двух танковых рот.
От площади Дзержинского, буквально от заводской стены, отделённые от завода нешироким, метров в сто, сквериком и дорогой уходили в бугристую степь жилые кварталы. Тракторостроители могли гордиться нарядным и вполне современным заводским районом. Если вы въезжали со стороны центра (на языке тракторозаводцев — из города), то вас встречал пшеничный душок хлебозавода №4, радовал помпезный вид зданий областного театра музкомедии.
Городские власти уделяли посёлкам СТЗ (а их было до десятка: Верхний, Нижний, Горный, Линейный, Южный и др.) такое внимание, будто хотели сделать район СТЗ центром города. Кроме театра музкомедии, здесь был стационарный цирк, которому мог бы позавидовать старый Московский цирк. Неподалёку от цирка возвышалось современнейшее здание кинотеатра «Ударник». Близ Линейного посёлка раскинулся самый большой в городе стадион «Трактор» (с первоклассной для того времени футбольной командой). В Нижнем посёлке спуск к Волге украшал яхт-клуб. Строились Дом культуры и Дом техники.
В Нижнем, Верхнем, Горном посёлках жили инженерно-технический состав, кадровые рабочие, служащие, интеллигенция и их семьи. Кроме того, в Нижнем, около Волги, поселилось много американцев и немцев, которые после пуска первой очереди завода остались в нашей стране. Верхний и Нижний посёлки в основном были застроены 4-этажными пятиподъездными домами. Более 90% семей занимали в них по одной комнате в трёхкомнатных квартирах. Немало домов были общежитиями.
Основная масса рабочих, служащих и инженерно-технических работников СТЗ жила именно в Верхнем, Нижнем, Горном и Южном посёлках. И примерно 10% — в Спартановке, Рынке, Линейном и других посёлках в частных домах.
Несмотря на интенсивное строительство бараков и капитальных зданий, жилья всё равно не хватало. К месту строительства Тракторного в начале 1930-х годов прибывало со всех концов страны много рабочего люда. Приезжали семьями и в одиночку. К перечисленным выше посёлкам добавлялись «экзотические спутники» больших поселений — невесть какими путями разросшиеся по оврагам и склонам, заброшенным пустырям домики и участки самостроя: Дачный (левее Дубовского моста), Верхняя и Нижняя Мечётки (на обрывах одноимённых речушек), «Шанхай-город» (у обрыва Волги, выше кирпичного завода, рядом с СТЗ). Словно ласточкины гнёзда, лепились они по оврагам — везде, где можно было поставить крышу над головой, не добиваясь решения начальства. Часть людей стали строить свои глинобитные и дощатые домики в посёлках, особенно в Спартановке, что на противоположной стороне балки Мокрая Мечётка. Построив домик, обзаводились живностью, хозяйством, огородом. Поэтому и вышло так, что Спартановка, Рынок, Латошинка — это поселения деревенского типа со своими огородами, садиками, домашними животными, подсобным хозяйством, хотя многие жители этих селений работали на заводах и имели большой трудовой стаж.
Когда на северной окраине города началось строительство грандиозного Тракторного завода, то старой городской территории стало явно недостаточно для размещения бурно растущих новостроек. Поэтому 10 июля 1931 года ВЦИК принял постановление о расширении городской земельной площади Сталинграда. Город, занимавший 109,7 квадратного километра, теперь раскинулся на площади 365,2 квадратного километра. Этим решением селения Рынок и Спартановка были включены в черту города.
После включения в границы территории Сталинграда Рынок насчитывал 408 дворов, Спартановка — 708. Обоим селениям сталинградская «прописка» прибавила живительных соков. Росли, ширились оба посёлка. Всего в Тракторозаводском районе перед войной проживало до 75 тысяч человек, основная масса обитала в Верхнем, Нижнем, Горном и Южном посёлках — в государственных домах, остальные — в Линейном, Дачном посёлках, Спартановке, Рынке, а также вдоль Мокрой Мечётки.
В августе 1942 года жизнь в них повсеместно шла своим чередом. К военным сводкам все попривыкли. Казалось, на фронтах были успехи, ситуация выровнялась. Особой тревоги жители не ощущали. Местная печать и радио давали успокоительные сведения. Враг за Доном. Вокруг Сталинграда есть мощные укрепления.
Обычно после напряжённого трудового дня рабочие и служащие СТЗ выходили на площадь Дзержинского, где стоял специальный стенд. На нём висела большая карта Советского Союза, где флажками отмечалась линия фронта. Люди останавливались, рассматривали, комментировали. Слышались разговоры: «Да, далеко он к нам забрался. Так, глядишь, и до нас докатится…», «Вот тебе «…и врагу никогда не гулять по республикам нашим». Бывали и отдельные голоса, которые открыто высказывали симпатию к немцам. Но на них цыкали, и они замолкали.
В пять часов вечера перед войной
Война подкралась к городу внезапно. Случилось это в 5 часов вечера 23 августа 1942 года. Жаркий летний день был на исходе. Только начала работу вторая смена на СТЗ, вдруг — воздушная тревога, взрывы. И невероятная, невозможная новость: немецкие танки у Тракторного! Их видно с высоких этажей заводских строений! А это — каких-то один-два километра от завода. Первая трактовка событий — немецкий десант… Постепенно из разных источников становится ясно: пришла большая беда. Здесь, на севере города, у стен СТЗ, — регулярные танковые и мотопехотные части противника, стремительным броском прорвавшиеся за день от Дона к Волге.
Утром 23 августа основная масса ударной авиации немцев была ещё сосредоточена на поддержке наступления танковых соединений 4-й танковой армии, обрушивая массированные бомбово-штурмовые удары по левофланговым соединениям 64-й армии. В 11 часов была начата штурмовка позиций зенитной артиллерии северо-западнее Сталинграда, куда был направлен удар танковых и моторизованных авангардов 14-го танкового корпуса Витерсгейма, прорвавшихся с плацдарма на Дону к берегу Волги.
Одновременно с выходом к городу наземных войск началось невиданное по силе и продолжительности воздушное нападение огромным числом самолётов 4-го воздушного флота Рихтгофена. Стремясь парализовать город, морально сломить его защитников, примерно в половине пятого вечера гитлеровцы начали адскую бомбёжку центра Сталинграда и его промышленных объектов. На город пошли сотни немецких самолётов. Поднебесье от горизонта до горизонта заполнили безостановочно сновавшие крупные группы вражеских бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей. Весь остаток дня и вечер продолжались массированные налёты. Близость захваченных у нас аэродромов позволяла им, что называется, ходить чёртовым колесом. Участвовало не менее 600 самолётов, каждый делал по 2—3 вылета. Самолёты заходили главным образом с северо-запада, где в значительной степени была ослаблена зенитная защита, так как зенитчики на этом участке непрестанно отбивались от танков противника, прорвавшихся с Дона. В сталинградском небе как бы образовалась брешь, в которую и устремилась воздушная армада.
Сбрасываются зажигательные и огромной взрывной силы фугасные бомбы. Кварталы в центре города, речной порт, железнодорожный узел потонули в выбросах пламени, в тучах дыма, пыли, праха с пожарищ. Вихри раскалённого воздуха подхватывали тлеющие угли и головёшки. Деревянные постройки, внутренность кирпичных коробок выгорали дотла. В порту полыхали, рушились причалы. Подходы к берегу преграждали сожжённые, застрявшие на мелях, потерявшие ход пароходы, баржи, плоты. Под водой оказались боеприпасы, мука, зерно, вобла и прочее. У самого уреза воды вздыбились опрокинутые взрывами вагоны, платформы, грузы вдоль портовой железнодорожной ветки. На многих участках Волги дымились нефтепродукты, выливавшиеся из подорвавшихся на немецких магнитных минах барж. В сторону Астрахани расплылось набухшее дымовое затмение, угнетавшее людей. Не всякий раз пробивался сквозь него свет солнца или луны. Ночью на фоне затемнённого Каспийского, Черноморского побережий на десятки километров был виден освещённый заревом пожарищ волжский берег Сталинграда.
Центр города лежал в развалинах. В центральных районах — Ерманском и Ворошиловском — было разрушено 90% зданий. В промышленных районах разрушения менее значительные. Сталинград не был застроен равномерно и компактно. Между городскими районами существовали разрывы от одного до шести километров. Эти разрывы, то есть незастроенные территории, в противопожарном отношении изолировали один район от другого. Противник рассчитывал захватить главные промышленные предприятия и потому сознательно не уничтожал их с воздуха, а лишь выводил из строя производство, сыпал листовками с призывами к гражданам сохранять оборудование и другие материальные ценности до скорого прихода немцев: мол, зачтётся перед оккупантами…
23 августа 1942 года фронт внезапно оказался у самых заводских проходных Тракторного. Дыхание завода остановилось, и с этого часа регулярный выпуск танков прекратился. С этого момента, как прежде, завод уже не работал. Работы велись только в сборочном и сдаточном цехах, где производилась сборка танков из узлов и агрегатов, оставшихся на заводе в виде задела. Группа работников завода занялась минированием особо важных объектов, с тем чтобы в случае внезапного захвата СТЗ можно было взорвать. Мешки с аммонитом закладывались в станки моторного и других цехов.
Массированный налёт авиации сам СТЗ не повредил, но создал напряжённую, нервозную, суматошную ситуацию на заводе и в посёлках. Жители, рабочие с семьями, спасаясь от нависшей опасности, кинулись кто куда. Одни стали уходить за Волгу, в близлежавшие деревни. Другие укрывались в подвалах и расщелинах, боясь оставить обжитые места. Третьи шли добровольно защищать город, вступая в народное ополчение.
Обстановка к утру 24 августа в Тракторозаводском районе была напряжённо-тревожной. В воздухе витала неопределённость. В последнее время в Сталинграде была введена карточная система на продукты питания. Чтобы отоварить карточки, необходимо было выстоять большую очередь. Зато на «чёрном» рынке можно было многое купить, но все продукты перепродавались за большие деньги. Тут же работала «биржа» обмена продуктов. Но в заводских столовых питание было организовано неплохо. Правда, хлеб выдавали по норме. Наиболее ценным работникам могли выдавать (по распоряжению начальника цеха) двойную порцию обеда. Но после 23 августа торговля и снабжение прекратились.
Создавшаяся обстановка породила волнения и беспорядки, приведшие к грабежу магазинов. Утром 24 августа жители стали собираться у магазинов, но они не открылись. Люди возмущались, посыпались проклятия, ругательства… Появились подстрекатели: мол, чего ждать, всё одно пропадать, дождёмся, что разбомбят, надо брать и тикать… Началось самовольное взламывание магазинов и растаскивание всего что попадалось под руку. Такая горячка продолжалась несколько часов, а потом всё внезапно стихло. Магазины в Верхнем посёлке были маленькие, запасы в них мизерные. В суматохе больше продуктов попортили, чем обеспечили себя перед призраком голодного существования. Правда, в посёлках Спартановка и Рынок положение с продовольствием было лучше, там имелись свои запасы, огороды, скотина. Первое время можно было прожить.
Евгений Копанёв вспоминал: «Мы с моим соседом Семёном Лапиным пошли смотреть, чем можно пропитаться, так как в наших семьях не было никаких запасов продовольствия. В небольшом рыбном магазинчике, уже к этому моменту разграбленном, на полу обнаружили раздавленную и помятую селёдку. Мы её собрали, сложили в какую-то корзинку и принесли домой. Добытой селёдкой наши семьи питались во всех видах. Сначала ели солёную, потом стали вымачивать и жарить. Пробовали даже есть с сахаром. Cтала она для нас в то время лучшим деликатесом».
С.Л. Зубенко, ещё один работник СТЗ, также воевавший в рядах 124-й стрелковой бригады на защите Сталинграда, с семьёй проживал в Горном посёлке. Жена была заведующей детским садом. 30 августа её на улице окружила группа из 25—30 человек, которые потребовали выдать им ключи от детского сада. Её схватили за горло и пригрозили задушить, если она не отдаст ключи. Одну из нападавших женщина узнала и говорит ей: «Я вас узнала, вы участница грабежа хлебозавода, награбили муки, что ещё вам надо?» А та ей говорит с издёвкой: «Мне хочется сладенького, у вас в детсадике оно есть. Хватит вам властвовать, теперь наше время пришло, немцы уже заняли окраины у Тракторного». Тут подоспели красноармеец, брат соседа и сам Зубенко.
Грабители мгновенно разбежались. Однако 31 августа днём они сорвали замок на детском садике и разграбили его имущество. Вытащили даже пианино, но бросили его поблизости. Выломали котлы на кухне, покатили их к Линейному посёлку, но позже также бросили. 1 сентября по посёлкам прошёл слух, что немцев отбросили и что милиция и красноармейцы вылавливают грабителей и расхитителей и расстреливают их. В ночь на 2 сентября к детскому саду, боясь возмездия, подбросили награбленное имущество — одеяла, простыни, мебель, посуду и т.п. После этого волна мародёрства в рабочих посёлках стихла.
Гороховская закалка
В такое трудное время рабочий СТЗ Евгений Копанёв добровольцем пошёл в отряд ополчения. Отряд выдвинулся на местность и несколько дней сдерживал натиск врага в ряде других сил рабочей самообороны. Вот что рассказывал Евгений Копанёв:
«В первых числах сентября из 124-й бригады прибыл представитель, и нас, небольшую группу сталинградцев, человек семь, повели под прикрытием крутого берега вверх по реке, в расположение бригады. В этой группе был я и мой товарищ и сосед по дому Семён Лапин. К указанным нам рубежам от берега пришлось добираться скрытно, используя овраги, перебегая, а кое-где и ползком.
На окраине Спартановки, вблизи насыпи железной дороги, нам указали место и приказали вырыть одиночные окопы полного профиля. В поте лица, без отдыха я рыл свой окоп. Потом, как и другие, пригнувшись, выковыривал и таскал на себе шпалы и куски рельсов. Ими укрепил сверху окоп, засыпал всё землёй. В сторону противника, расположенного на высоте в западном направлении, сделал амбразуру. На противоположную сторону к Волге прорыл выход к небольшой яме. Моя крепость была готова.
Под вечер каждый из нас закончил свою работу. Мы собрались в ямке за моим окопом и закурили. Только сделали первую затяжку, как с высотки немец накрыл нас пулемётной очередью, целясь на огоньки цигарок. Всё обошлось, но мы стали осторожнее, получив первый «привет» от фрицев. Боевое крещение состоялось…
Через пару дней меня взяли во взвод связи 3-го стрелкового батальона, где командиром был младший лейтенант Щеглов. Я сидел в погребке небольшого домика на телефонном коммутаторе. Погребок был маленький и тесный. От длительного пребывания согнувшись в три погибели ныло всё тело, только зуммер коммутатора разгонял усталость. Да ещё рядом стояла кадка с солёными помидорами. Вытащишь из холодного рассола помидорку, пососёшь — и становится веселее…
10 сентября в этом взводе я принял присягу. Правда, я всё ещё ходил в своей гражданской одежде. Затем мне выдали бывшее в употреблении обмундирование, но зато комсоставовское: тёмно-зелёную суконную гимнастёрку и синие галифе. Радости моей не было конца.
Мне разрешили в этой форме на несколько часов сходить домой, проведать родных. Пробираясь под кручей берега, а потом вдоль заводской стены под артминомётным обстрелом, я старался не запачкать обмундирование. Очень хотелось дома показать, какой я военный… По дороге обратно во взвод я обнаружил в пустой комнате суконную пилотку со звездой и почти полностью экипировался. Только не было армейских сапог.
Уже как боец 124-й бригады я с товарищами ходил на завод за окончательным расчётом. Под нашим цехом было оборудованное бомбоубежище. Начальник цеха и бухгалтер выдали нам причитавшиеся деньги. Начальник цеха выступил с напутствием бить врага и не уронить честь завода и цеха. Это был мой последний визит в родные места. С оружием в руках я ушёл в огненный смерч боёв и навсегда распрощался с тем, что мне было дорого.
В 20-х числах сентября меня перевели в пулемётную роту того же батальона. Командир взвода направил меня в пулемётный расчёт. Огневая позиция находилась в блиндаже на склоне широкой и глубокой балки Сухая Мечётка. Он был сделан из сосновых брёвен и обшит изнутри досками. В одном отсеке был установлен пулемёт «максим». В сторону балки, на север, была сделана амбразура с хорошим сектором обстрела ровного и открытого участка местности за балкой, перед посёлком Рынок. С южной стороны был сделан выход. При выходе оборудована открытая запасная площадка для пулемёта. С неё можно было вести круговой обстрел, особенно высоту в западном направлении и полотно железной дороги, проходящей у её подошвы. Выход из блиндажа соединялся с двумя неглубокими ходами сообщения. Один из них — к стрелковым подразделениям в юго-западном направлении, а второй — вдоль балки на восток, где размещались ниши для патронов и ячейки для ПТР и автоматов. В расчёте было четыре человека. Командовал расчётом старшина Василий Селезнёв.
Для охраны блиндажа от внезапного нападения с наступлением темноты мы выставляли два поста. Один у входа, а другой — секрет, на дне балки, в вырытой и замаскированной одиночной ячейке. Для оповещения в блиндаж был протянут телефонный кабель, на который подвешивались пустые консервные банки.
29 сентября пришла печальная весть — была смертельно ранена моя жена. Командование разрешило сходить проститься с ней. С трудом под непрерывным огнём добрался до дома. Жену уже похоронили в общей могиле. В квартире был полный хаос. В подвале соседнего дома нашёл тёщу, которая, рыдая, рассказала, как всё было. Попрощались. Я вернулся на боевые позиции.
Боевая обстановка всё усложнялась. Залетело несчастье и к нам в блиндаж. В начале октября немецкие лёгкие танки подошли на противоположный берег балки и стали бить термитными снарядами в наш склон, чтобы уничтожить наши огневые точки. А два или три танка осторожно двигались по дну балки и всё время стреляли. До этих танков было метров 150; из-за особенностей строения балки ближе они подойти не могли. Поэтому гранатой танки на дне балки было не достать. Мы ударили прицельным пулемётным огнём по экипажу, который, высунувшись из люков, указывал направление. Уничтожили несколько фрицев.
Тогда усилился огонь из танка с противоположной стороны балки. Попадания начали приближаться к амбразуре нашего дзота. Мы быстро опустили маскировочную сетку и хотели убрать пулемёт с площадки, когда раздался сильный удар. Блиндаж наполнился едким смрадом. Бронебойный снаряд из танковой пушки пробил толстое бревно передней стенки блиндажа, разбил каток пулемёта, оторвал доски внутренней обшивки, расщепил ложе винтовки. Осколками разбитого катка и оторванной доской побило весь расчёт, а старшина был ранен в ногу. Хорошо, что снаряд оказался бронебойным, а не фугасным, тогда бы жертв не избежать…
…В середине октября до нас дошёл слух, будто ночью в Рынок проникла немецкая разведка. В одном из домиков она вырезала нескольких наших солдат. На второй день после этого слуха на их участке началась сильная атака пехоты с семью танками. Чтобы помочь товарищам из 2-го батальона, мы с фланга стали вести интенсивный пулемётный огонь по вражеской пехоте, и она залегла. Пять танков были подбиты или подорвались на наших минах.
…Другим туманным октябрьским утром большая группа немецких танков вышла на гребень высоты, и началась общая артподготовка врага. Минут сорок немцы интенсивно обрабатывали наш участок. Два попадания сотрясли блиндаж, но вреда нам не причинили. Мы ждали сильной атаки и, когда артогонь стал затихать, перетащили пулемёт на запасную открытую площадку. Приготовились к отражению атаки. Но её не последовало, видно, фрицы в этот раз чего-то испугались на нашем участке…
В конце октября меня вызвали на КП роты и назначили связным и ординарцем у командира роты, политрука роты и командира взвода лейтенанта Валеева. Я стал часто бывать с донесениями в штабе батальона, который находился в большой водосточной трубе на дне глубокой, но неширокой балки с крутыми отвесными берегами. Сверху на ней была большая земляная насыпь, по которой проходила грунтовая дорога.
А в конце ноября меня вызвали в штаб батальона и направили на курсы младших лейтенантов при 62-й армии. Курсы находились на левом берегу Волги в районе Ахтубинской поймы. По окончании курсов я был направлен в другую часть. Командовал пулемётной ротой, стрелковым батальоном. Всегда был на передовых позициях».
В августе 1943 года Евгений Копанёв в боях на Северском Донце был ранен и контужен. После выздоровления в составе 8-й гвардейской армии, командуя пулемётной ротой и стрелковым батальоном, с боями прошёл всю Украину, штурмовал Одессу, форсировал Днестр. На плацдарме под Бендерами в мае 1944 года был тяжело ранен. После излечения попал на 3-й Украинский фронт. В составе 57-й армии освобождал Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию и Австрию. Войну закончил в Вене в звании гвардии капитана. Отмечен несколькими правительственными наградами — орденами и медалями.
После демобилизации работал в МВД. В середине 1949 года от ран и контузии у Евгения Евдокимовича Копанёва произошёл паралич обеих ног и половины туловища. Он стал инвалидом-колясочником. Но присутствия духа не терял, сколько было сил вёл переписку, встречался со своими однополчанами-гороховцами.
Доброволец, ополченец, рядовой в бригаде Горохова, затем офицер-гвардеец, с боями и победами прошедший половину Европы. Вот такой он, тракторозаводский характер.
Алексей ШАХОВ, газета «Правда»