Олег Отрошко: Когда же придут наши?

Художника-анималиста Олега Павловича Отрошко, отметившего в прошлом году 80-летний юбилей, хорошо знают не только в Ярославской области, но и далеко за ее пределами.


В советское время его гравюры печатались в отрывных календарях и расходились миллионными тиражами, их публиковали самые популярные в стране журналы «Юный натуралист», «Вокруг света», «Охота и охотничье хозяйство», еженедельник «Неделя».
У Олега Павловича были десятки персональных выставок и более сотни, в которых он принимал участие, как в нашей стране, так и за рубежом. В марте прошлого года в выставочном зале Ярославского областного отделения Союза художников России прошла большая, приуроченная к юбилею, выставка «Простые радости», в своем названии, подразумевающая глубокий смысл. И правда, много ли человеку надо для радости? И всего-то, чтобы было легко и светло на душе и в доме.
Искусствоведы написали о творчестве Олега Павловича не один десяток статей, журналисты подготовили сотни публикаций в газетах и журналах, в 2009 году издательство «ЛИЯ» выпустило целый сборник стихотворных, прозаических и художественных посвящений художнику на 240 страницах под названием «Юбиляр Олег Отрошко».
И это неудивительно, потому как Олег Павлович – не только одаренный Богом художник, а обаятельный, светлый и эмоциональный человек, слушать которого можно часами. «Любуясь этим крупным, излучающим добро и покой человеком, я подумал тогда: «Как наше славянское солнышко на простодушном детском рисунке…» – написал после первой встречи с Отрошко доктор филологии, профессор Борис Мельгунов.
Но наш сегодняшний разговор с членом Союза художников России не о его творчестве, а о его детстве, прошедшем в годы войны в немецкой оккупации.
– О войне сейчас так много говорят, причем говорят люди, которые не видели войны и не представляют, что это такое, – делится наболевшим Олег Павлович. – Во многих регионах страны принят закон «О детях войны», и люди, пережившие в детстве ужас бомбежек, голод и холод, получают социальную поддержку. Но партия власти в областной Думе и региональное правительство отказывают «детям войны» в поддержке. А нас с каждым годом все меньше и меньше. Власть не хочет слышать «детей войны».

В нашу станицу Калниболотская на Кубани война пришла с криков «Бомбят!» — продолжает О. П. Отрошко. — В дом дяди Вани попала бомба, сам он в это время был на фронте, а тетя Дуня и два двоюродных братишки погибли – никого в живых не осталось. Все вокруг горит. На деревьях в общественном саду после взрывов висят человеческие останки…
Люди во время бомбежек сбегались в наш каменный погреб. Каждый день родственники привозили умерших, отпевали, хоронили, а мы, ребятишки по два – три года, не понимали, что происходит. Играя в прятки или догонялки, могли бегать вокруг гроба или спрятаться под ним.
Потом в станицу пришли фашисты, расположились в саду под ивами. Поставили столы, а мы, пацаны замухрышки, смотрим, еды у них много-много, и на каждого немца по шоколадке. Вдруг случилась какая-то тревога, немцы убежали, и мы со Славкой, двоюродным братишкой, подошли к столу. Славка был постарше и насовал мне за пазуху шоколада. Глядим, немцы возвращаются. Славка убежал, а я залез под стол, накрытый маскировочной клеенкой. Сижу, не дышу. Один немец почувствовал ногой что-то мягкое и вытащил меня из-под стола. На мне китайские байковые штаны, на одной ноге ботик, на другой – галоша, и пузо в шоколаде. Немцы смеются. А я от страха как заору! На мой рев выскочила перепуганная мама и излупила меня. Так прошла моя первая встреча с фашистами, которые были не чистые немцы, а, скорее, мадьярами. Они надеялись, что после войны будут хозяевами на нашей земле. Помню, как мы высмотрели, что у них возле умывальника лежит зубная паста, которой мы никогда не видели – и решили попробовать, так она нам показалась вкуснее всего на свете.
Фашисты ходили по нашим мазанкам, как у себя дома, забирали все, что хотели. Брали из подвалов соленые арбузы, мёд. У нас было много меда – отец держал 43 улья с пчелами. Один немец повадился к нам ходить за медом. А у нас на цепи была кавказская овчарка по кличке Матрос, до подвала она не доставала, немец мог свободно пройти в подвал, так фашист достал пистолет и выстрелил в Матроса. Мы с племянницей стояли близко, что нас обрызгало кровью, а немец, даже не обернувшись, полез в подвал. После этого я жутко возненавидел фашистов.
Как-то этот же немец, придя за медом, оставил свой карабин во дворе, а сам полез в погреб. А я его карабином решил попугать сестренку и спрятал в траве. Слышу, мама кричит: «Алик! Валя» (Меня на юге Аликом звали). Немец допытывается: не брали ли мы «ружья»? Мы с Валей в один голос отвечаем: «Не брали!» Мама снова спрашивает, и тут Валя говорит: «Я не брала». – «А Алик?» – уточняет мама. «Я не знаю», – отвечает сестренка. Немец все понял. Мама снова меня спрашивает: «Альчик, ты брал ружье или нет?» – «Брал», – говорю. «А зачем?» – «Хотел Валю попугать» – «Где же оно?» А я его так, заразу, спрятал, что самому не найти. А когда показал, то немец поднял меня за ухо, что я заорал. А мама меня отлупила еще сильнее. Ведь за такое могли расстрелять всю семью.
Запомнилось, как со стороны общественного сада раздавался нечеловеческий крик. Всех станичных старух и детей пригоняли смотреть на расстрелы и повешенье партизан, чтобы люди видели, что будет с теми, кто помогает партизанам. Стоишь и из-под материнской юбки смотришь на этот ужас! Тогда же немцы изнасиловали сестру Нину – и она повесилась.

«В общественном саду по вечерам были слышны душераздирающие крики и вопли женщин и детей, расстреливаемых немецкими палачами и их прихвостнями. Семья Котляр Григория Михайловича — Эгль Григорьевна, девочки Миля и Фаня были забраны немцами и расстреляны… Фашистские людоеды расстреляли их всех», – писала газета «Колхозный труд» (орган Калниболотского РК ВКП(б) и райисполкома) 29 января 1944 года в передовой статье «Год после освобождения».
186 дней хозяйничал враг в станице, и за это время погибли многие станичники, среди них старейшие жители — Лавриненко, Пащенко, а также 48 мирных граждан еврейской национальности, в том числе дети от одного года до 12 лет.
Все думали тогда только об одном, что скоро придут наши, будет победа, и люди хорошо заживут.
28 января 1943 года станица Калниболотская была освобождена Красной Армией. Взрывы снарядов мерзлую землю рвали в клочья, морозный воздух рассекали пулеметные очереди. На подступах к станице Калниболотской передовые части 683-го полка встретили ожесточенное сопротивление, взяли ее штурмом под сильным пулеметным огнем. А уже с 5 февраля в школах станицы начались учебные занятия. 9 мая 1965 года в Калниболотской был открыт монумент Неизвестному солдату.


– Мне 6 лет было, когда закончилась война, седьмой год пошел, – рассказывает Олег Павлович Отрошко. – Отец с войны вернулся с контузией, его поставили бригадиром в рыболовецком колхозе. На дядю Митю пришла похоронка, что он погиб смертью храбрых.
После войны начался страшный голод. Зерно не убирали, все сгорело, есть нечего, а есть хотелось постоянно. Рассказывали, что дело доходило до людоедства. Со мной в школу ходила девочка Наташа Линь. Как-то возвращаемся из школы, смотрим, на дороге полно собак, мы по ним из рогаток стали стрелять, подошли поближе, а там человеческие ноги. Это были ноги девочки, которую съела родная мать.
Мы все ждали, что дальше будет лучше, а голод продолжался. Фруктовые деревья, посаженные еще до революции, обложили налогами – и люди стали выкорчевывать их. А мы, десятилетние мальчики, грузили собранное зерно в студебекеры – про нас даже писали в газете…
В Ярославской области до сих пор нет никаких льгот «детям войны», нет никаких привилегий. И это в одной из самых богатейших стран на планете. Мне уже 80 лет, а я, как в детстве, все жду, когда же придут наши!
Записал Олег Гонозов
Фото автора

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *